Зеркало
Станция Спартак затеряна на просторах Украины, как искристая капля влаги на утреннем лугу, седом от обильной росы. И нет в той станции, на первый взгляд, ничего необычного, а только неповторима она, нет подобной другой на свете, разве похожие белеют белыми перронами, пахнут черемуховым цветом и соснами рядом или далеко, и звучат свистками проходящие мимо них электрички.
Старика не было дома несколько дней – уехал по каким-то своим делам в Киев, и за его домом присматривала моя тетя.
– Да не журись, - успокоила она меня. – Приедет скоро. Ты уж без его историй жить не можешь. Играл бы, как все мальчишки, а не его байки слушал. Вон, по телевизору, кино новое вечером показывать будут.
Кино я, конечно, любил, особенно приключенческое. Только байки деда Мыколы были куда интереснее. И когда он вернулся из города, я сразу же его навестил.
– Угощайся, - высыпал он на стол кулек шоколадных конфет. – Тут таких и не купишь.
Конфеты были отпад! «Белочка», «Мишка на севере» и всякие разные, которые мне перепадали только на день рождения. И я с удовольствием занялся угощением, запивая сладости горячим чаем с лимоном. Последний я особенно любил, и старик, зная это, прикупил южный фрукт тоже.
– Что, без моих рассказов скучно? – улыбнулся он, когда я слопал все, что было на столе. – Тогда пошли на улицу, на лавочку, там прохладнее будет.
День клонился к вечеру, малиновое солнце скатывалось к горизонту, во дворах мычали пришедшие с выпаса коровы, пахло травой, смолистым духом и влагой.
– Хочешь услышать историю про зеркало? Только, чур, потом не бояться зеркал! А то в следующий раз народные сказки будешь слушать в моем исполнении – про курочку Рябу и Колобка.
Я рассмеялся и согласно кивнул. Трудно было представить старика, рассказывающего простые сказки.
И дед Мыкола начал…
– Про то мне родственник рассказывал. Давно его нет на свете – помер, а история помнится. Может, в том и смысл человеческого существования есть, что помнят люди, часто, не дела и поступки, а сказания. Любая байка может пережить не одно поколение, если она интересная.
Так вот, произошло это при царе Николае втором, то есть, до революции. Жил тогда в одном городе купец. Богатый был человек. И пароходы свои по реке гонял, и товарами разными торговал, и храм выстроил. Была у него одна слабость – зеркала любил. Как увидит необычное зеркало, покупает и в дом везет. Все комнаты у него ими были уставлены. И привез он как-то раз из Италии старинное зеркало. Большое оно было – в рост человека, в раму дубовую оправлено. По реке его на пароходе до города привезли, а там на руках несли, да в доме в его спальне и установили. Венецианское называлось оно. И кто не смотрелся в него, сам себе моложе казался, так это зеркало исправляло внешность человека. И никто не знал, от колдовства какого такая чудесность являлась, или секрет какой при изготовлении имелся. А только случилась вскоре одна странная вещь.
Солнце скатилось за горизонт, наступили сумерки, и старик зажег лампочку, висевшую во дворе. Сразу же вокруг нее закружились мошки и мотыльки, а сумерки сгустились до черноты. Где-то закуковала кукушка, и в неподвижном воздухе ее голос разнесся на всю округу.
– Пропал как-то купец. В спальню свою зашел вечером, а утром не вышел. В обед прислуга, обеспокоенная его молчанием, постучалась в дверь, нет ответа. Отворила – хозяина нет. Вещи его на месте лежат, кровать смятая, окна закрытые, а человека нет. И не выходил он из дома – запирался дом на ночь.
Полицию вызвали, та осмотрела все, да и решила, что ничего в том случае криминального нет, что гуляет, видимо, купец – любил он это дело. Иной раз в кабаках надолго пропадал. А вот не сыщется через три дня, тогда уж и беспокоиться стоит. С тем и ушла.
Через несколько дней купец, и вправду, объявился. Вышел утром из своей комнаты, словно ничего и не было, не пропадал.
– Чего уставились! – рявкнул он на прислугу. – Делом займитесь, а не рты раскрывайте!
Странным стал с того дня купец. Раньше общительный, превратился он в нелюдимого. Был веселым, стал злым. Прекратил приглашать к себе в гости друзей, уединился. И, что самое странное, разбил свое любимое свое зеркало, висевшее в спальне.
Так бы и забылось это малое происшествие, если бы не начали в том городе пропадать люди. Исчезали и дворянского сословия, и простолюдины, и женщины, и мужчины. И ладно бы, какой разбой чинился на улицах, так нет, тихо было. И не находили их тел, разве что отмечалось, что пропадают они ночью. Вышел человек по делам поздно или возвращался домой по темноте, и на полпути возьми, да пропади.
– Неужели это купец похищал людей? – прервал я повествование старика, решив поделиться осенившей меня мыслью.
– И да, и нет, - не подтвердил, но и не опроверг эту идею дед Мыкола. – Купец был причастен к тем исчезновения, но, косвенно.
Обо всем, что произошло с ним, он кратко описал в письме, которое отправил на имя своей родственницы в Санкт-Петербурге. Та получила его, но значения не придала. Она знала чудаковатости автора письма, его любовь к фантазиям и богатое воображение. А текст письма был следующим:
«Видимо, нечистая сила, подтолкнула купить меня в чужих землях это зеркало. Нет слов, оно лучшее из всех мною ранее виденных. Чего стоит только резная дубовая рама! Но именно зеркало привлекло, а потом и приковало мое внимание. Было в нем что-то такое, что заставляло то и дело подходить к нему и вглядываться то ли в свое отражение, то ли в глубину какого-то иного мира.
Купил я его за большие деньги, доставил домой, и поставил в спальне. И не жалел, ведь оно дарило молодость! Стоило несколько раз в день постоять перед ним минут десять, как я ощущал прилив сил, проходили недомогания, сомнения, находились верные пути неразрешимых проблем. Зеркало, как бы, подсказывало, наставляло, указывало путь. И привязывало к себе – в него все чаще хотелось смотреться. А однажды ночью оно позвало меня к себе.
Услышав это призыв, неслышимый для других, я встал и подошел к зеркалу. Рассеянный свет луны проникал через окно, отчего тени поглотили все, сгладив формы, а вот зеркало светилось. Светилось так, словно луч луны напрямую попадал в него.
Я подошел к нему и замер – не было ни моего отражения, ни моего силуэта. Безбрежная даль виднелась сквозь ставшее почти бесплотным венецианское стекло. А голос, звучавший в голове, звал войти в эту безбрежность. И я шагнул…
Память не сохранила, что произошло или происходило по ту сторону зеркала – какие-то смутные видения, неясные образы, обрывки звуков лишь оставили в ней свой след. Ясно запомнился лишь приказ: «Разбей зеркало на мелкие осколки, и разноси их каждый раз в полнолуние, раскладывая на пути людей. Пусть каждый осколок возьмет себе по человеку. И когда все осколки найдут своих жертвы, зеркало восстановит свой прежний облик, и приобретет еще большее могущество».
Противиться этому зову я не смог. Однажды ночью я разбил это венецианское стекло, и несколько раз в полнолуние разносил его осколки по улицам. Сегодня я оставил несколько последних осколков возле своего дома. А утром зеркало появилось на своем месте…»
– Волшебное зеркало! – восхищенно сказал я. – Обалдеть! Прямо, как в сказке.
– Волшебства не существует в природе, - охладил мое восхищение старик. – Есть колдовство. И в нем нет ничего хорошего для человека.
– Так вот, - продолжил он, - купец скоро пропал совсем. И больше не объявлялся. Прекратилось и исчезновение людей. А письмо сохранилось в личном архиве родственницы из Санкт-Петербурга. Был я у ее правнука как-то в гостях, там и прочитал это послание. Жаль, но никто до сих пор не воспринял тот случай всерьез…
– А зеркало? Где оно? – не утерпел я.
– В революцию потерялся его след, - развел руками старик. – Тогда много господского имущества ушло в чужие руки. Может, где и стоит себе, кто знает.
– А зачем зеркало забирало людей? – не успокаивался я.
– Кто знает? Колдовству, тем более, сильному, нужны люди. Без них оно ничего не стоит. Возможно, что раз в полвека или сто лет, собирает это зеркало урожай людских душ, чтобы не зачахла его злая сила. И придет время, когда из зеркала выйдет человек, который станет управлять всеми людьми сразу. Будет это не скоро, но будет – это точно! Так гласит одна древняя легенда.
– Ты про нее тоже в письме вычитал?
– Нет, - рассмеялся старик. – Просто со многими людьми общаюсь, многое повидал на своем веку, многое слышал, что-то и запомнилось.
Рассказ закончился, летний ветер одним дыханием смел с дощатого стола горку скомканных бумажек от шоколадных конфет. Я вздохнул – как быстро все закончилось.
– Есть у меня в запасе еще несколько интересных историй, - погладил меня по голове старик, – чего же грустить? Будет время, забегай еще. А пока иди домой, тетя тебя уже заждалась.
Безбрежное небо над полями Украины в самую жару выцветает от зноя. Утром синее, потом голубое, в полдень оно становится почти белым. И затихает тогда ветер, затаиваясь, где в зарослях пахучей полыни, где в рощах, где нежится в прохладе глубоких древних оврагов. И наполняется тогда земля ароматом тысяч трав, прогретых солнцем. Если остановится в такой час где-то на краю луга или поля, можно ощутить почти осязаемую плотность напоенного запахами лета воздуха. А уж если прилечь где-то в тени раскидистой ивы или могучего дуба, то можно услышать, как перешептываются между собой небо и земля, тоже истомленные зноем…
Станция Спартак затеряна на просторах Украины, как искристая капля влаги на утреннем лугу, седом от обильной росы. И нет в той станции, на первый взгляд, ничего необычного, а только неповторима она, нет подобной другой на свете, разве похожие белеют белыми перронами, пахнут черемуховым цветом и соснами рядом или далеко, и звучат свистками проходящие мимо них электрички.
Старика не было дома несколько дней – уехал по каким-то своим делам в Киев, и за его домом присматривала моя тетя.
– Да не журись, - успокоила она меня. – Приедет скоро. Ты уж без его историй жить не можешь. Играл бы, как все мальчишки, а не его байки слушал. Вон, по телевизору, кино новое вечером показывать будут.
Кино я, конечно, любил, особенно приключенческое. Только байки деда Мыколы были куда интереснее. И когда он вернулся из города, я сразу же его навестил.
– Угощайся, - высыпал он на стол кулек шоколадных конфет. – Тут таких и не купишь.
Конфеты были отпад! «Белочка», «Мишка на севере» и всякие разные, которые мне перепадали только на день рождения. И я с удовольствием занялся угощением, запивая сладости горячим чаем с лимоном. Последний я особенно любил, и старик, зная это, прикупил южный фрукт тоже.
– Что, без моих рассказов скучно? – улыбнулся он, когда я слопал все, что было на столе. – Тогда пошли на улицу, на лавочку, там прохладнее будет.
День клонился к вечеру, малиновое солнце скатывалось к горизонту, во дворах мычали пришедшие с выпаса коровы, пахло травой, смолистым духом и влагой.
– Хочешь услышать историю про зеркало? Только, чур, потом не бояться зеркал! А то в следующий раз народные сказки будешь слушать в моем исполнении – про курочку Рябу и Колобка.
Я рассмеялся и согласно кивнул. Трудно было представить старика, рассказывающего простые сказки.
И дед Мыкола начал…
– Про то мне родственник рассказывал. Давно его нет на свете – помер, а история помнится. Может, в том и смысл человеческого существования есть, что помнят люди, часто, не дела и поступки, а сказания. Любая байка может пережить не одно поколение, если она интересная.
Так вот, произошло это при царе Николае втором, то есть, до революции. Жил тогда в одном городе купец. Богатый был человек. И пароходы свои по реке гонял, и товарами разными торговал, и храм выстроил. Была у него одна слабость – зеркала любил. Как увидит необычное зеркало, покупает и в дом везет. Все комнаты у него ими были уставлены. И привез он как-то раз из Италии старинное зеркало. Большое оно было – в рост человека, в раму дубовую оправлено. По реке его на пароходе до города привезли, а там на руках несли, да в доме в его спальне и установили. Венецианское называлось оно. И кто не смотрелся в него, сам себе моложе казался, так это зеркало исправляло внешность человека. И никто не знал, от колдовства какого такая чудесность являлась, или секрет какой при изготовлении имелся. А только случилась вскоре одна странная вещь.
Солнце скатилось за горизонт, наступили сумерки, и старик зажег лампочку, висевшую во дворе. Сразу же вокруг нее закружились мошки и мотыльки, а сумерки сгустились до черноты. Где-то закуковала кукушка, и в неподвижном воздухе ее голос разнесся на всю округу.
– Пропал как-то купец. В спальню свою зашел вечером, а утром не вышел. В обед прислуга, обеспокоенная его молчанием, постучалась в дверь, нет ответа. Отворила – хозяина нет. Вещи его на месте лежат, кровать смятая, окна закрытые, а человека нет. И не выходил он из дома – запирался дом на ночь.
Полицию вызвали, та осмотрела все, да и решила, что ничего в том случае криминального нет, что гуляет, видимо, купец – любил он это дело. Иной раз в кабаках надолго пропадал. А вот не сыщется через три дня, тогда уж и беспокоиться стоит. С тем и ушла.
Через несколько дней купец, и вправду, объявился. Вышел утром из своей комнаты, словно ничего и не было, не пропадал.
– Чего уставились! – рявкнул он на прислугу. – Делом займитесь, а не рты раскрывайте!
Странным стал с того дня купец. Раньше общительный, превратился он в нелюдимого. Был веселым, стал злым. Прекратил приглашать к себе в гости друзей, уединился. И, что самое странное, разбил свое любимое свое зеркало, висевшее в спальне.
Так бы и забылось это малое происшествие, если бы не начали в том городе пропадать люди. Исчезали и дворянского сословия, и простолюдины, и женщины, и мужчины. И ладно бы, какой разбой чинился на улицах, так нет, тихо было. И не находили их тел, разве что отмечалось, что пропадают они ночью. Вышел человек по делам поздно или возвращался домой по темноте, и на полпути возьми, да пропади.
– Неужели это купец похищал людей? – прервал я повествование старика, решив поделиться осенившей меня мыслью.
– И да, и нет, - не подтвердил, но и не опроверг эту идею дед Мыкола. – Купец был причастен к тем исчезновения, но, косвенно.
Обо всем, что произошло с ним, он кратко описал в письме, которое отправил на имя своей родственницы в Санкт-Петербурге. Та получила его, но значения не придала. Она знала чудаковатости автора письма, его любовь к фантазиям и богатое воображение. А текст письма был следующим:
«Видимо, нечистая сила, подтолкнула купить меня в чужих землях это зеркало. Нет слов, оно лучшее из всех мною ранее виденных. Чего стоит только резная дубовая рама! Но именно зеркало привлекло, а потом и приковало мое внимание. Было в нем что-то такое, что заставляло то и дело подходить к нему и вглядываться то ли в свое отражение, то ли в глубину какого-то иного мира.
Купил я его за большие деньги, доставил домой, и поставил в спальне. И не жалел, ведь оно дарило молодость! Стоило несколько раз в день постоять перед ним минут десять, как я ощущал прилив сил, проходили недомогания, сомнения, находились верные пути неразрешимых проблем. Зеркало, как бы, подсказывало, наставляло, указывало путь. И привязывало к себе – в него все чаще хотелось смотреться. А однажды ночью оно позвало меня к себе.
Услышав это призыв, неслышимый для других, я встал и подошел к зеркалу. Рассеянный свет луны проникал через окно, отчего тени поглотили все, сгладив формы, а вот зеркало светилось. Светилось так, словно луч луны напрямую попадал в него.
Я подошел к нему и замер – не было ни моего отражения, ни моего силуэта. Безбрежная даль виднелась сквозь ставшее почти бесплотным венецианское стекло. А голос, звучавший в голове, звал войти в эту безбрежность. И я шагнул…
Память не сохранила, что произошло или происходило по ту сторону зеркала – какие-то смутные видения, неясные образы, обрывки звуков лишь оставили в ней свой след. Ясно запомнился лишь приказ: «Разбей зеркало на мелкие осколки, и разноси их каждый раз в полнолуние, раскладывая на пути людей. Пусть каждый осколок возьмет себе по человеку. И когда все осколки найдут своих жертвы, зеркало восстановит свой прежний облик, и приобретет еще большее могущество».
Противиться этому зову я не смог. Однажды ночью я разбил это венецианское стекло, и несколько раз в полнолуние разносил его осколки по улицам. Сегодня я оставил несколько последних осколков возле своего дома. А утром зеркало появилось на своем месте…»
– Волшебное зеркало! – восхищенно сказал я. – Обалдеть! Прямо, как в сказке.
– Волшебства не существует в природе, - охладил мое восхищение старик. – Есть колдовство. И в нем нет ничего хорошего для человека.
– Так вот, - продолжил он, - купец скоро пропал совсем. И больше не объявлялся. Прекратилось и исчезновение людей. А письмо сохранилось в личном архиве родственницы из Санкт-Петербурга. Был я у ее правнука как-то в гостях, там и прочитал это послание. Жаль, но никто до сих пор не воспринял тот случай всерьез…
– А зеркало? Где оно? – не утерпел я.
– В революцию потерялся его след, - развел руками старик. – Тогда много господского имущества ушло в чужие руки. Может, где и стоит себе, кто знает.
– А зачем зеркало забирало людей? – не успокаивался я.
– Кто знает? Колдовству, тем более, сильному, нужны люди. Без них оно ничего не стоит. Возможно, что раз в полвека или сто лет, собирает это зеркало урожай людских душ, чтобы не зачахла его злая сила. И придет время, когда из зеркала выйдет человек, который станет управлять всеми людьми сразу. Будет это не скоро, но будет – это точно! Так гласит одна древняя легенда.
– Ты про нее тоже в письме вычитал?
– Нет, - рассмеялся старик. – Просто со многими людьми общаюсь, многое повидал на своем веку, многое слышал, что-то и запомнилось.
Рассказ закончился, летний ветер одним дыханием смел с дощатого стола горку скомканных бумажек от шоколадных конфет. Я вздохнул – как быстро все закончилось.
– Есть у меня в запасе еще несколько интересных историй, - погладил меня по голове старик, – чего же грустить? Будет время, забегай еще. А пока иди домой, тетя тебя уже заждалась.
Безбрежное небо над полями Украины в самую жару выцветает от зноя. Утром синее, потом голубое, в полдень оно становится почти белым. И затихает тогда ветер, затаиваясь, где в зарослях пахучей полыни, где в рощах, где нежится в прохладе глубоких древних оврагов. И наполняется тогда земля ароматом тысяч трав, прогретых солнцем. Если остановится в такой час где-то на краю луга или поля, можно ощутить почти осязаемую плотность напоенного запахами лета воздуха. А уж если прилечь где-то в тени раскидистой ивы или могучего дуба, то можно услышать, как перешептываются между собой небо и земля, тоже истомленные зноем…
метки: сказка.
Поделиться:
